Реферат: Россия в творчестве С. Есенина
Реферат: Россия в творчестве С. Есенина
Россия в твоpчестве С. Есенина.
"Моя лиpика жива одной
лишь любовью - любовью
к pодине. Чyвство pодины
основное в моем твоpчестве."
С. Есенин.
Россия была не только самой сильной, может быть, единственно сильной
любовью Есенина, Россия была тем цементирующим раствором, на котором Есе-
нин "замесил" свою эстетику. Вне России не было ничего: ни стихов, ни жиз-
ни, ни любви, ни славы. В ней все, без нее - ничего. Женщины, дети, дом,
друзья - все это можно было "отдать другому". Всеми обычными человеческими
привязанностями поступиться, от всего отказаться. Только не о т нее - тог-
да начнется хаос.
За эту великую любовь к родине его нередко обвиняли и в национализме,
и в узости, в глухоте ко всему, что не свое, русское, - обвиняли несправед-
ливо. Между тем, уверенность, что Есенин хорошо писал лишь о своем - о
"российском" не является аксиомой. Во всяком случае, он дерзко вплетал в
словесные свои орнаменты кипарисы - олеандры, причем не только в "персид-
ские мотивы", но и в рязанские узоры. Взять, к примеру, золотую и бревенча-
тую избу и кирпичное ее "сердце" - русскую печь. У Есенина ей ничего не
стоит обернуться "верблюдом кирпичным", которому долгими зимними рязански-
ми ночами снятся совсем не рязанские и совсем не зимние сны:
Видно видел он дальние страны,
Сон другой и цветущей поры,
Золотые песни Афганистана
И стеклянную хмарь Бухары.
Словом, вне России Есенин не мыслил себя никогда, но сначала чувство
родины было почти неосознанным, детским и безмятежным, счастливым врожден-
ной причастностью к ее корням и истокам - к ее природе. Оно было почти жи-
вотным в своей "неизреченности":
Там где капустные грядки
Красной водой поливает восход,
Кленочек маленький матке
Зеленое вымя сосет.
Кленовый шатер кажется его лирическому герою самой надежной защитой,
под его раскидистой кроной он чувствует себя в безопастности, ничего вкус-
ней кленового молока не знает. Но вот он раздвинул стены "зеленой избы" и
шагнул. Не шагнул - побежал, подставляя лицо черемуховому снегу, яблоневой
вьюге:
Сыпь ты, черемуха, снегом,
Пойте вы, птахи, в лесу.
По полю зыбистым бегом
Пеной я цвет разнесу.
И пошел, и повел нас по изумительной в своей простоте земле, и открылась
ширь у земли, а в есенинской поэзии появился пейзаж.
Типичный пейзаж у раннего Есенина словно подернут дымкой. Его трудно
представить без "охлопьев синих рес". Краски приглушены, смягчены. На полы-
хающие зори мы смотрим сквозь курящиеся туманы. Сквозь синий туман видим и
"красные крылья заката". Есенин вообще любит восходы и закаты, наверное, за
их перламутровую нежность, выходя на натуру, будто на рыбалку: либо на рас-
свете, либо ранним вечером - в "сутемень", когда и "синь, и полымя воздуш-
ней, и легкодымней пелена."
Но писал Есенин, конечно, не одни лишь пейзажи, отражающие, как зер-
кальце, цветы и переливы неба и земли. Были у него и жанровые, сельские
картинки:
Балаганы, пни и колья,
Карусельный пересвист.
От вихместого приволья
Гнутся травы, мнется лист...
За неполные два года "творческого неугомона" (1917-1919гг.) Сергей
Есенин, почти перестав писать лирику, создал цикл революционных поэм: "Пе-
вущий зов", "Отгарь", "Октоих", "Пришествие", "Преображение", Сельский ча-
сослов", "Иорданская голубка", "Пантократор". Это книга из отдельных поэм -
создание небывалое, дерзкое: и Новый завет новой мужицкой эры, и театрали-
зированные игрища в честь Руси, и "орнаментическая эпопея", где тщательней-
шим образом отреставрированы собранные по крохам народные представления и о
назначении человека, и об исходе мира:
Не губить пришли мы в мире
А любить и верить.
И в то же время эти поэмы - произведения остро злободневные, отражаю-
щие отношение Есенина к революционным событиям - отливы и приливы его оча-
рований и разочарований, с незапрограммированной точностью дневника. Во
всем цикле чувствуется какой-то определенный конфликт, который является от-
ражением конфликта личного - той внутренней борьбы, которая происходит в
душе самого Есенина, жаждующего принять и "обожить" новорожденный мир и не
умеющего совместить идеальные представления о революционном его преображе-
нии с реальной действительностью.
Учусь постигнуть в каждом миге
Коммуной вздыбленную Русь.
Перестав понимать, "куда несет нас рок событий", а непонимание для
Есенина, с его здравым крестьянским смыслом, с его проницательным умом, бы-
ло мучительным, столь мучительным, что он, как за спасательный круг ухва-
тился за "начала", за ту крепь, над которой ещё так недавно иронизировал,
за те кровные узы, какими был связан - и с русской деревней, и с русским
"равнинным мужиком". Не с мифологическим Отгарем, а с реальным, пропахшим
самогонкой мужиком, озлобленным поборами и схватившимся за нож и обрез
("Мужик если гневен не вслух, То завтра придет с ножом."). А вот то един-
ственное стихотворение-манифест, какое он все-таки написал, несмотря на ду-
шевную смуту, в переломном 1920 году:
Я последний поэт деревни,
Скромен в песнях дощатый мост.
За прощальной стою обедней
Кадящих листвою берез.
Но это не пейзаж, а созданный средствами пейзажной живописи образ Про-
щания и с вымирающей деревянной деревней, и с ее древней земледельческой
кустарной культурой, и с ее последним поэтом - еще живым, но уже почув-
стствовашим, что время его - миновало:
Не живые - чужие ладони,
Этим песням при вас не жить!
Только будут колосья-кони
О хозяине старом тужить.
Будет ветер сосать их ржанье,
Панихидный справляя пляс.
Скоро-скоро часы деревянные
Прохрипит мой двенадцатый час!
1994 год. Иван Александров.
AKA Merlin.
|
